О деятельной природе языка
Вареник Я. Ю. г. Киев.
Из материалов конференции «Глушковские чтения» 2015 года.
«Кибернетика — наука об общих законах получения, хранения, передачи и преобразования информации» [1, 440]. А поскольку информация в кибернетике неообходимо должна быть представлена средствами какого-либо языка, то вопрос о природе языка есть одновременно вопрос об основах самой кибернетики.
Исследователями языка выдвинуто множество теорий его происхождения. Вопрос о его происхождении имеет принципиальное значение, поскольку на определенной стадии язык начинает претендовать на то, что он есть универсальный способ осуществления мышления. Возможно, такая иллюзия небезосновательна.
Язык, как нечто созданное человеком и включенное в его преобразовательно-практическую деятельность, выступает как орудие труда — средство общения, как одна из развитых форм взаимодействия людей в процессе производства. Язык включен в деятельность человека как нечто ему не принадлежащее, хотя им и используемое. Создается двойственная ситуация: язык — нечто сугубо человеческое, а с другой стороны — нечто внешнее, человеку не принадлежащее. Такой вид язык приобретает в такого типа отношениях людей, где нечто чуждое есть лишь созданное другим человеком. Таким чуждым становится и язык, как созданное безликим обществом. С одной стороны — это отправная точка мистификации, обожествления, формализации социальной природы языка, с другой — действительная изначальная связь с самой деятельностью.
Соответственно, выработаны два подхода: один — изучение языка по его внутренней структуре, в его явлении, второй — изучающий язык в его связи со всем миром природы посредством деятельности.
Во втором случае язык покидает то основание, на почве которого возникает лишь затем, чтобы потом вернуться к нему как воплощение самой человеческой деятельности. Но изначально «необходима все повторяющаяся деятельность, чтобы можно было познать сущность живой речи» [1,70]. К чему восходит деятельный подход в природе языка, так это к тому, что он предполагает постоянное выхождение за неустойчивые границы деятельности самого человека.
Первый подход сводит понимание языка до плоских представлений и логических ходов по готовым схемам, которые в нем применяются, затрудняясь в объяснении возникновения этих схем. Всё, что осталось здесь от деятельности это «речевая деятельность» (Р. Барт), «речевое поведение» (Р. Якобсон). Потому структуралисты и вынуждены блуждать в коммуникационных связях и знаках для создания видимости, которая, при всех стараниях сторонников этого подхода, не может избавиться от внутренних противоречий, которые не приемлет.
Также здесь непреодолима проблема соотношения знака и его значения, «внеязыковых сущностей», которая ближайшим образом «сходится на том, что означаемое является не вещью, а нашим представлением этой вещи» [2,132]. Здесь язык — предмет изучения психологии. Но стоит только «обратится к рассмотрению реального хода развития мышления в процессе биологической эволюции, для того, чтобы убедится в том, что первичной формой интеллектуальной деятельности является действенное, практическое мышление» [3, 29].
Так мы вернулись к изначальному изложению деятельной природы языка, где в дальнейшем и будем сохранять полученную целостность. Любое усложнение языковых форм имеет в основании усложнение самой деятельности, характер последней и определяет характер языка. Живые и образные языки первобытного общества кажутся богаче методических и рассудочных языков современности, они как бы выигрывают в силе, но проигрывают в ясности. Такой выигрыш человеку предоставил совершенный в своей ясности и безошибочности язык — машинный язык, который для совершения работы человеку и нужен. Та деятельность человека, которая с необходимостью заменяется машиной,— было то нечеловеческое, что мы находили в определении двойственной ситуации с языком.
Второй же стороной остается уже не язык для деятельности, доведенной до уровня автоматизированного производства и управления, а человек как самоцель — производство человека. В этой двойственности язык и сейчас разрывается между строгостью своих значений и чувствами, подрывающими авторитет холодного разума. Чувства обладают целостностью, утраченной в деятельности, потому часто являются наиболее распространенной формой протеста против засилья здравого смысла.
Стало ясно, что вопрос о природе языка имеет место потому, что человек стоит перед вопросом о его применении, применении как того орудия труда, которое он создавал коллективными силами в процессе производства. Информация в этом отношении есть абстракция не из самой первозданной природы, но из способа деятельности общественного человека с природой.
Информация — возвратившийся в природу язык (машинный язык), момент, когда природа заговорила деятельным человеческим языком посредством машин. Язык не просто зафиксирован в машине как программа её работы, он здесь зафиксирован как исторический способ деятельности человека с предметным миром, как исторический способ «общения» человека с природой — язык возвращенный в действительное основание своего возникновения.
## Литература
Энциклопедия кибернетики Т.1. / отв. редактор В.М. Глушков ¡a Х.: КФ им. Фрунзе, 1974, 606 с.
Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию / В.Гумбольдт. ¡a М.: «Прогресс», 1984, 395 с.
Структурализм «За» и «Против» (сборник статей) / редакция Е.Я. Басина и М.Я. Полякова¡a М.: «Прогресс», 1975, 467 с.
Выготский Л.С. Мышление и речь / Л.С. Выготский ¡a М.Л.: «ГСЭИ», 1934, 323 с.