Кое-что о даталогическом и вычислительном подходах к созданию больших автоматизированных систем
Миколай Загорский (Mikołaj Zagorski). Перевод с украинского. Двуязычная версия.
Сопоставление этих подходов не является загадкой для всех, кто читает либо работу Глюшкова, либо «Энциклопедию кибернетики», либо даже Бразды управления» — известная популяризация, которую один из «пионеров кибернетики» считал очень важной. История, конечно же, не была нарисована двумя цветами. Поскольку эти подходы были представителями различных социальных сил, реальная историческая реконструкция должна продемонстрировать различные формы вышеупомянутых подходов к автоматизации на уровне государства и объяснить реальные разнообразные взгляды.
Если основываться на архивах плановых органов Литовской ССР, отчетливые альтернативы составляли фракции, которые назовем фракциями Глушкова, Ведуты, Раяцкаса, «статистиков» и «латышей». Первые две поддержали даталогический подход к общегосударственной автоматизации, следующие две поддержали вычислительный подход. Известно, что в Европе существует вычислительный подход к проблемам национальной автоматизации в тех немногих областях, где это считается возможным. Некоторое противоречие заключается в том, что типичных представителей вычислительной фракции, которая пока что одержала политическую победу, сейчас никто не знает. Помнит ли сейчас рядовой ученый главу центрального статистического управления СССР или Р. Л. Раяцкаса из Литвы? Вместе с тем, противоположный подход известных и влиятельных ученых Глушкова и Ведуты не только не признается, но и фальсифицируется. Все это можно объяснить только действием мощных общественных сил, причем очень стихийных. Природу этих сил можно понять если рассмотреть характерные принципы различных фракций, которые были названы.
Радикальный вычислительный подход пропагандировал Р. Л. Раяцкас, деятель плановых органов в г. Вильно. Он отрицал значение баз данных и стоял на тех принципах, что вычислительные процедуры, почти всегда со значительной затратой труда программистов, должны объединять отдельные единичные доли бумажного труда в плановых органах. В литовскоязычных статьях Р. Л. Раяцкас категорически отрицал значение объединения отдельных вычислительных процедур между собой и экономии труда программистов. Относительно устройств хранения, он долгое время отстаивал архивную комнату с перфокартами в противовес «затратным» магнитным носителям. В русскоязычных статьях Р. Л. Раяцкас писал еще более откровенно о том, что автоматизация вычислений отнюдь не должна влиять на информационные потоки и не составляет отдельного фактора изменений регламентов бумажного труда в плановых органах. Кажется, основы в статьях на разных языках близки, но разница колоссальная. Потому что на литовском языке речь шла преимущественно о плановых органах Литвы, население которой достигало 3,5 миллионов. На русском языке эти тезисы касались даже не Российской РФСР, а всего СССР, где емкость плановых вычислений была на два и даже три порядка больше, чем на Литве. Общесоюзная ресурсная матрица содержала очень много групп изделий, которых не было в ресурсной матрице Литовской ССР. То есть то, что над Неманом выглядит как неграмотность, в общесоветском масштабе выражает вовсе не неосторожность и не консерватизм, но нечто более опасное, как доказывает история.
Понимание общегосударственной автоматизации, господствующее сейчас, не отрицает значения объединения отдельных вычислительных процедур и даже создания отдельных общегосударственных баз данных, но отрицает их обязательную экономическую значимость, пригодность к координации труда разных экономических агентов. Это следствие того, что в современности эти агенты частнособственнические и тенденция к информационной централизации им не характерна. На самом деле сейчас вместо не очень сложных экономических функций, общегосударственная автоматизация во всех европейских странах имеет значительный уклон в сторону очень сложных функций шпионажа: гражданского, налогового, коммерческого, политического. Этот уклон, который сейчас господствует, почти отсутствовал в советских проектах автоматизации за исключением, как иногда отмечается, республиканской АСУ Латышской ССР. Но даталогическое содержание этой базы данных во-первых не полностью шпионско-полицейское, а во-вторых существуют аргументы, которые вообще отрицают значение, и даже существование этого компонента в составе функций РАСУ ЛатССР. Причем, в отличие от ПЕСЕЛ (международно известного польского реестра населения) который имеет шпионско-полицейские и налоговые функции, все советские проекты автоматизации если не предотвращают подобных функций, то даже в РАСУ ЛатССР считают приоритетным направлением автоматизацию широкого хозяйственного взаимодействия всех производств СССР. Даже радикальные представители «вычислительной» фракции подобные Раяцкасу этого не отрицали, и пытались убедить что именно их практика это и есть наиболее эффективная форма подобной автоматизации Латышской ССР.
Фракция «статистиков» демонстрирует очень интересное, но типичное извращение. Оставляя емкость своей справочной картотеки без значительных изменений, председатель ЦСУ СССР предлагал автоматизировать только транспорт статистической информации и никак не рассматривал статистическую картотеку ЦСУ в качестве содержательной основы различных вычислительных процедур. Это была узкопрофессиональная часть «вычислительной» фракции, основы которой можно выразить в тезисе, что автоматизация транспорта данных отнюдь не меняет направления потоков данных. Иногда кажется, что представители этой фракции даже не понимают, что изменение скорости получения данных приводит к принципиальному изменению их актуальности (качества).
«Латышская» фракция, которая связана с РАСУ ЛатССР почти не выражала каких-либо взглядов, и состояла преимущественно из техников, которые действовали под очень конъюнктурным влиянием административных условий, характерных именно для Латвии. Первоначальные симпатии латышских техников были на стороне даталогической фракции. Они поначалу рассматривали себя как часть общесоветской автоматизации. Но наряду с деградацией советского хозяйства, которое приобретало с каждым годом все более рыночные черты, уже в середине 1980-х годов, когда был сформирован реестр населения Латвии, начался необратимый дрейф в сторону управления людьми вместо управления промышленными процессами. То есть в 1990 году администрация РАСУ ЛатССР уже стоит на принципах вычислительной фракции, что можно рассматривать как иронию истории. Подобную эволюцию имел так же совсем не технический, но теоретический Центральный экономико-математический институт (ЦЭМИ). Это были тоже эмпирики под влиянием стихии, но, в отличие от «латышской» фракции не «практического», а «теоретического» направления.
Иронией истории является то, что именно в 1990-х годах, когда политическую победу одерживают радикальные прорыночные представители вычислительной фракции[1], начинается широкое применение выгодных и понятных даже школьнику реляционных баз данных. Таким образом, можно понять, что «латышская» фракция демонстрирует стихийные тенденции, которые, как известно, уничтожили советское общество как единое. Оно имело очень большие для жизнеспособности симпатии к рыночной «регуляции» хозяйственной жизни и очень большие антикоммунистические тенденции в виде конфликтов ресурсных интересов различных учреждений.
Очень интересен проект Автоматизированной Системы Плановых Расчетов (АСПР), который осуществлялся под значительным влиянием фракции Раяцкаса. Напомним, что он не был наиболее влиятельной фигурой, но только наиболее известен по архивам плановых органов Литовской ССР. Скорее всего на Украине и в России были его аналоги. Проектную команду АСПР возглавлял Николай Лебединский, который был очень склонным к различным уступкам: политическим и методологически-вычислительным и тому подобное. Ко времени конца технической активности Глушкова, умершего в начале 1980-х годов, АСПР, математическую часть которого разрабатывал ЦЭМИ, еще не достиг заметных успехов в подрыве элементов рыночной регуляции и в переработке структуры плановых процедур в СССР в пользу преобладания нетоварных отношений. Почти десятилетие спустя, в 1991-м году, когда система АСПР была уничтожена, она еще не имела никакой понятной для неспециалиста даталогической структуры. В современности можно представить себе БД АСПР 1990 г. как большой JSON[2] файл, в котором все изменения происходят в транзакциях. Но даже эта транзакционность не была добавлена из даталогических соображений. Напротив, она была вызвана в основном ненадежностью техники и требованиями понять, успел ли нужный вычислительный процесс выполниться полностью до нужных изменений, или они еще не закрепились и их результат был утерян.
Современная реконструкция смысла, значения, и, возможно, содержания БД АСПР натыкается на факторы значительного усложнения. Автоматизированные системы того времени требовали значительно больше труда программистов и инженеров, они значительно менее понятны для неспециалистов, чем какие-то современные аналоги. Например, иерархическая транзакционная БД 1980-х гг. была более похожа на упрощенную современную файловую систему (вроде ext3), чем на современные БД. Во-вторых в иерархических массивах данных типизация составляет значительную проблему, поэтому, пока не было исследования конкретных образцов данных, трудно понять, где строки букв, где числовые коды, где какие-то параметры «да или нет». К тому надо добавить, что в БД 1980-х годов преимущественно отсутствовала более или менее понятная для неспециалистов система именования единиц хранения информации. К тому же, в иерархических БД в типовом применении 1980-х годов еще не существует гарантий того, что какие-то данные имеют только один эталонный адрес и только одну эталонную форму. В то время в разных ветвях иерархии возможно, почти необходимо, дублирование, потому что проверить всю БД на его отсутствие можно только в совершенстве понимая все объекты хранения, их смысл, форму и значение. Когда БД становится большой, как в ВЦ ГП СССР, сделать это очень трудно. К тому надо добавить, что вычислительное программирование 1980-х гг было преимущественно программированием в специфически типизированных файлах, причем их типизация обозначалась программистом отдельно от данных и в основном не имела автоматической проверки. Более-менее понятная для неспециалистов трехуровневая иерархия адреса «база данных — схема — объект» (классическая адресация SQL) еще не была распространена. Можно добавить, что в АСПР даже предшествующие классической SQL-адресации, относительно упрощенные, системы адресации вообще не применялась. Таким образом, повторное использование массивов данных в БД АСПР имело ограничения преимущественно содержательного характера. Причем, чем позже мы читаем документы в архиве плановых органов ЛитССР, тем более отходит проблема отсутствия или дороговизны вычислительных ресурсов, тем более очевидной становится экономическая природа того, что единые массивы данных не формируются и не организуются понятным образом. Это было техническое проявление ситуации, когда недисциплинированность и растерянность одних прочно поддерживалась прорыночными симпатиями других. Даже в 1990 году БД АСПР ГП СССР не имела полных классификаторов для каждого элемента ресурсных матриц, то есть не была достигнута их полнота и отсутствие различных названий тождественных элементов ресурсного планирования. Еще в 1987 году (может, эта ситуация наконец-то не изменилась) Беларусь, Литва, Украина и Россия отправляли ресурсные агрегаты в ГП СССР в своих различных формах, которые полностью совпадали лишь для некоторых ресурсов. Фактически единый вычислительный процесс был очень частичным. Бюрократическая проверка и отождествление различных элементов классификаторов отнимали много труда, поэтому они оставались фрагментарными.
Что касается количества элементов ресурсного планирования, вокруг которых преобладали нетоварные отношения, оно было не очень значительным. Причем в группах планирования часть нетоварных групп была больше, чем часть нетоварных изделий в полном балансе всех изделий. Это означает, что внутри групп нетоварного планирования предприятия фактически приглашались к рыночному выбору конкретных изделий. Например, советское учреждение-предприятие производило детскую обувь в нетоварной норме, но между различными формами обуви для предприятия выбор был уже в основном и преимущественно рыночный.
К сожалению, исследование архивов в Вильне и в Риге не позволяет сделать оценку соотношения товарных и нетоварных групп планирования, которая может быть расширена на СССР. Такая оценка должна производиться преимущественно из русскоязычных источников, доступ к которым составляет географические, языковые, и, видимо, административные проблемы.
Немцы говорят, что кто-то едет на историческом процессе, кого-то он везет, но кого-то волочит за собой по дороге на шпагате. Безусловно, представители фракции Раяцкаса относятся к последней группе. Иначе невозможно объяснить, почему в БД АСПР до последних месяцев пытались игнорировать принципы даталогической целостности, которые еще до Глушкова выводил Анатолий Иванович Китов — пионер советской кибернетики. Причем если Китов и Глушков начинали с развертывания целостных даталогических проектов под конкретные технические средства, история БД АСПР демонстрирует противоположную тенденцию. Документы Государственной комиссии по планированию Советской Литвы доказывают, что каждый год новые технические средства заставляли двигаться в направлении, противоположном относительно «кибернетического идеала» Раяцкаса. То есть приближаться к даталогической целостности, формировать единые каталоги и держать единую эталонную форму данных, применяемую различными вычислительными процессами. В воспоминаниях уже очень старых представителей плановых органов Литвы можно услышать, что общесоюзное количество автоматизированных вычислительных процессов над массивами данных по планированию в 1990 году достигало 10-20 тысяч. Хотя в них уже нельзя разобраться без базы данных, значительное большинство из них было очень фрагментарными вычислениями, причем где-то половина осуществлялась в республиканских вычислительных центрах. Но даже меньшая часть наиболее емких вычислительных процессов вызывала стремление к каталогизации и повторному использованию плановых данных, к понятному неспециалистам расположению их в системе именования БД. Этого уже никогда в АСПР СССР не произойдет. Техническое и теоретическое обоснование АСПР было очередным проявлением стихийности в советской жизни. Это была именно та стихийность, которая ведет к хозяйственному упадку, которая привела Литву Раяцкаса к массовой эмиграции, Украину Глушкова к войне, а большинство российских областей к безработице, растущей быстрее, чем в Латвии.
Коллективное и громкое управление общими и общественными силами на основе нетоварных отношений вновь встанет на повестку дня как вопрос выживания. Уже в наше время вычислительный подход к общегосударственной автоматизации проявился как прорыночный инструмент, ведущий к управлению людьми, но не процессами производства. То есть, как доказывает история, к гипертрофии шпионско-полицейских функций в условиях невозможности достичь хоть какой-то экономической эффективности в обществе, где необходимая прибыль стала главным критерием любого хозяйственного процесса. В противовес этому, в частности в достижении большой экономической эффективности может помочь даталогический подход, который пропагандировали еще Китов, Глушков и Ведута.
Николай Ведута был советским экономистом, который был причастен к процессу планирования в Белоруссии. Причем критику АССР БССР Ведута осуществляет исходя из того, что методология планирования в СССР еще очень дисбалансная и слишком много места оставляет рисковым отношениям, которые уже можно преодолеть за счет создания теории межотраслевых балансов, которая будет основана на понимании максимальных перспективных вычислительных возможностей. Ведута успел подготовить такую теорию на математическом уровне, она также имела некоторую очень частичную (поэтому малодостоверную, хотя и успешную) реализацию в АСПР БССР.
Ведута критикует Глушкова в том направлении, что обладание эмпирической полнотой данных еще не вырабатывает стратегию планирования, которая порождается пониманием экономического смысла различных данных. Таким образом он составляет радикальную часть даталогической фракции, и, подобно Глушкову, отрицает значение фрагментарных массивов данных в АСПР БССР, не считает ее усовершенствованием планирования, а только тривиальным продолжением (под нерешающим влиянием развития вычислительной техники) уже сложившейся практики планирования. Ведута, подобно Глушкову считает, что «нельзя автоматизировать хаос», но считает главным залогом упорядочения процесса планирования не столько полноту и правдивость эмпирических хозяйственных показателей, сколько правильную методологию ресурсного планирования, которая должна иметь способы совершенствования по мере роста вычислительных мощностей.
Наша невеселая современная практика доказывает, что победа фракции Раяцкаса была прологом к построению и демонтажу системы всеобщего хозяйственного планирования. В оппозиции полицейско-шпионских и хозяйственно-синхронизационных функций это означает полную победу и гипертрофию первых далеко за границы необходимости. Так в системе ПЭСЭЛ еще со времен чрезвычайного положения (1980 г.) те функции, которые Глушков считал для общегосударственной автоматизации третьестепенными, а Китов несущественными, остаются если не единственными, то главными! Это еще если не говорить о централизованном всеобъемлющем полугосударственном видеонаблюдении в Берлине. Потери на подобные системы еще более снижают общую экономическую эффективность, хотя являются для некоторых очень прибыльными. Как раз поэтому в техническом смысле остаются актуальными общие принципы автоматизации преодоления товарности, которые были заложены в эскизах Китовым, а в современной форме Глушковым. Что касается общественного смысла, здесь замечания и предупреждения Ведуты сбылись более чем полностью.
Поэтому направление поиска путей развертывания нетоварного хозяйства должно объединить технические принципы построения единой автоматизированной системы по Глушкову и содержательные принципы создания натуральных межотраслевых балансов по Ведуте.
В России некто Г. Х. Попов открыто признавал связь между прорыночными радикалами и представителями «вычислительной» фракции: вторые помогли первым против идей Китова и Глушкова. «Даталогическую» фракцию этот политический аналог Бальцеровича называет «сторонниками электронного фашизма». Сейчас трудно не увидеть чья экономическая линия на самом деле ведет к фашизму, все равно электронному или не очень. ↩︎